Что за женщина была (Бог ее помилуй!) (с)

[tikkey]

Ойййй!
В пятницу концерт! Второе марта. Уже. Где моя зима, куда ушло все время? Ведь только что было же дофига!
Но зато - 2 марта концерт, в "Весерске", дивный, дивный концерт!!!
Не потому что "Башня", и что игать очень хочется, хотя да, конечно, хочется, но слушать - еще больше! Потому что у Максима Жернового (Макса Африканского) день рождения! И едет из Питера группа "Вереск", чтобы справлять сей достославный праздник. А раз вместе играют "Вереск" и "Башня", значит, сбывается реченное - когда сходятся в общем концерте группы "Африки", вокруг них вырастает "Африка". Юля улыбается. Перед концертом, когда народ еще только начинает собираться, пиво холодит ладони через бока стакана, стулья с грохотом растаскивают по полу, вентилятор чуть подвывает - его еще слышно. Много страсти сберегла для энтузиаста, ибо Африкой была... Ее полосатые стены с криво-косо нацарпаннными автографами, и тигра лютая с карманом на пузе, и тяжелые столы, на которых, почти не касаясь темных досок босыми ногами, извиваясь, как пламечко на свечке, царила и плясала Ракша - легконогая Системная Саломея, Танцующая В Тесноте ))). "Африка" с ее огромным зеркалом в золоченой раме, с ее нечеловеческой акустикой на выходе, наша "Африка". Ибо Африкой была, нашей Африкой была, Африкой - и баста! "Африка", любимая наша и тайная лаборатория, где "Башня", никого не стесняясь, обкатывала самые сырые и рискованные песни, позавчера написанные, и куда все всегда приходили, как домой. Кто был, тот помнит, как хорошо и легко пелось в "Африке". Женя-звукач с его аппаратом, вокруг него всегда змеились провода-проводочки. Клянусь, иногда они шипели и сами свивались в тугие кольца! Сколько народу в Питере добром вспомнят те годы, когда "Африка" украшал собой Новую Голландию? Сколько молодых заносчивых групп, еще даже не оперившихся толком, выпускали вы с Юлей на сцену, всегда ласково и деликатно? Ведь подумать - "Африка" и вправду стала домашним клубом питерского фолка. До сих пор не верится, что закрыли.

А мне всегда, как я Макса увижу или услышу только, вспоминается даже не "Волынщик" во дворике Лесгафта, даже не вечно летящая арка Новой Голландии, а кофе в "Африке". И песочные колечки с орехами, любимые, после "картошки", пирожные детства - потому что ими невозможно заляпаться, а у меня заляпаться - всегда было проще простого. Даже если усыплешься крошками и палыми половиночками обугленного арахиса, отряхнешься - и на сцену в неизмазанном кремом свитере. И вообще уже настраиваться пора сто раз как, и хорошо бы микрофон так поставить, чтоб он не заводился, и чтоб его Витка, зараза немилая не сшибла ненароком, когда опять начнет головой мотать, аки конь, и смычком размахивать, аки шпагой, и вообще хоть бы сегодня струны не разлетелись, впрочем, надежды мало. Шум, гомон, скользят хрупкие барышни, разносят пиво и еду, стайками стекается народ, Джулиан мешает кофе с видом принца на отдыхе, Тоха Лустберг опять с кем-то не сошелся во взглядах на блаженного Августина, юные эльфы щебечут о последних новостях и общих знакомцах чем Толкиен похож на Пушкина? Обоих убили на Черной Речке, но все заканчивается, когда начинает выступать "Верескъ". Самый добрый голос - у Макса. Ох, Макс, ты же правда споешь про Джека на ходулях? И про "я так давно родился"? И про Петербург? И будет мне счастье, как всегда, когда я тебя слышу. Ничего, дотерпим, дотерпим до пятницы, завтра навяжем красно-белых мартишорчиков, и в пятницу - в "Вереск" с "Вереском", любимым, самым теплым приветом из Питера, в родную Африку, в нашу собственную, в Питерскую, в Африку - и баста!