tikkey | Entries tagged with о книжках

Сидели вчера с моим дорогим другом и соседом, курили, пили чай и говорили о литературе. Ну там - книжки детства. В частности - "Как закалялась сталь" и так далее. Ясное дело, сероглазый Павка, стройка, железная дорога, чекистская ловля и жухраевский револьвер... И в полный рост пафос и развал хозяйства. Полный и идейный.

И мне вдруг показалось, что просто в семнадцатом году здесь победила ДНР.

Это не "Россия, которую мы потеряли", я примерно представляю, почему это произошло и насколько все остро затянулось ["с грехопадения!"(с) С. Аверинцев], вариант золотой и обильной сверхдержавы под святой властью Романовых не прокатывает. Но именно Лугандон тут и настал, потому что за сто лет люди остались такими же. И, конечно, ДНР - это часть РФ, так сказать, реконструкция.Ну правда, в миниатюре, конечно: масштаб не тот. Остается только выяснить, как там дела с комиссарами в пыльных шлемах и Павками Корчагиными.

Удрав на секундочку от необходимого производства кирпичей и вычитывания архиглубоких и чюдесных назидательных детских книжек (по морде! мокрой сетью!), внезапно с головой ушла в работы В. С. Баевского. То есть реальне - провалиться и не выплыть. И как всегда - спасибо Интернету. Вот в Журнальном Зале Русского журнала (благослови Бог его создателей и радетелей каждый день, каждый час!) прекрасный Table-talk В. С. Баевского. А я вообще люблю-нимагу эту форму - мозаика, россыпь, "Пестрые рассказы", "Дни и ночи любви и войны". Здесь же - безукоризненность рассказчика и безупречность его героев, то что надо, как воздухом подышать.

И вдруг отчего-то все перехватило, конкретно вот от этого осколочка. Голубая дымка Черного моря. Мгновенный срез чужой жизни, от нас - еще более отдаленной, почти сто лет назад. Веселые, красивые, молодые, талантливейшие, резвятся, а что там впереди - Бог весть. И так внезапно - этот пассаж в конце, о вернувшихся двух днях...

----------
Образ Николая Ивановича Харджиева неоднократно возникал в моих беседах с Борисом Яковлевичем Бухштабом и Лидией Яковлевной Гинзбург — моими старшими близкими друзьями. Вспоминая их общую молодость, они рассказывали, что Харджиев, как и все они тогда, был жизнелюбивый, веселый, подвижный. Кажется странным, что сегодня есть возможность воскресить два мимолетных эпизода из того уже невероятно, фантастически далекого для нас времени — за год до моего рождения! — лета и ранней осени 1928 года, — которое все они вместе проводили в Одессе и под Одессой. Лидия Яковлевна сохранила и предоставила мне возможность переписать сочиненные тогда стихи. По счастью, их авторы — молодые тогда филологи — тщательно их датировали. Мое детство прошло в Одессе и под Одессой, и впечатления моих старших друзей, вся обстановка их жизни, пейзажи, встававшие в их воспоминаниях, голубоватое небо и голубоватый туман в прекрасном стихотворении Бухштаба были мне близки. Именно голубоватое, словно бы выжженное солнцем небо и голубоватый из-за отсветов моря туман; Багрицкий писал: “Дым голубоватый, Поднимающийся над водой”.

В то лето, когда Харджиев с Бухштабом приехали в Одессу к Лидии Яковлевне, в их среду вошли еще Юлия Ипполитовна Солнцева, выдающаяся киноактриса, замечательно красивая женщина, жена А.П. Довженко, прославившаяся в заглавной роли фильма “Аэлита” по роману А.Н. Толстого, и местная девушка, тоже красавица, рыбачка Хваня (Фаня). Такая вот у них сбилась тусовка.

В стихах, которые сейчас будут приведены, упоминаются крыша невысокого строения на окраине Одессы, на которой Харджиев и его друзья днем загорали, а вечером танцевали, Кармен — Хваня, мещанские романсы, которые они любили распевать, дурачась. Доски судьбы, ясно — аллюзия на Хлебникова и, метонимически, на Харджиева, который тогда был погружен в мир Хлебникова. А вот почему доски судьбы у Кармен — Хвани, я точно не знаю. Мне было сказано, что для участников тусовки это был игривый намек на увлечение Харджиева; а потом, как бывает, разговор ушел в сторону, и это место так и осталось непроясненным. Привожу стихотворение Бухштаба.

Когда-нибудь, глядя на город
Из окон высокого дома
И видя огни в отдаленьи
Сквозь голубоватый туман,

Вдруг вспомнить железную кровлю,
Где Харджиев радостно пасся,
Черты Аэлиты заснувшей
И доски судьбы у Кармен,

И звуки мещанских романсов
Над Понтом, носившим галеры,
И голубоватое небо
С растекшимся Млечным Путем.

Одесса, 30 июля 1928.

Полтора месяца спустя, перед отъездом, Харджиев откликнулся на это стихотворение своим, из которого у меня сохранилось, к сожалению, только одно четверостишье. Царица марсиан здесь — конечно же, Ю. Солнцева — Аэлита.

И ты прощай, родная бухта,
Где, кроток и совсем не пьян,
Ингерманландский ангел Бухштаб
Плясал с царицей марсиан.

Одесса, 19/IX 28.

Лидия Яковлевна рассказала мне, что Бухштаб в молодости был замечательный и неутомимый танцор.

Так благодаря текстам, созданным и датированным Бухштабом и Харджиевым и сохраненным Лидией Яковлевной, к нам из восьмидесятилетней дали вернулись два дня жизни Харджиева и его друзей, казалось, вместе с другими днями безнадежно ушедшие и навсегда утраченные. Воистину quod non est in actis, non est in mundo (чего нет в документах, того нет в природе. — лат.). Афоризм, дорогой сердцу каждого филолога.
---------------

Там еще совершеннопрекрасные воспоминания о Д. Самойлове, о Тарле, о Лотмане... Но это как-то совсем навылет.

А я вчера опять нарвалась на библиотеку патриарха. На сей раз улов был огого. "Музыкальная энциклопедия" (Фанни, тебе не нать, случайно?), словари, суперподборка всякого. И множество отличных детских книг, в том числе чистый жемчуг - П. Гэлико - книжка, где "Томасина", "Дженни" и "Ослиное чудо" под одной обложкой. Алинка посмотрела на это дело несколько скосив глаза и заметила, что, мол, не то издание. Но от библиотеки патриарха еще и ждать правильного издания, уж извините. И чудесная книжка А. Якубенко - "Волшебные перья Арарахиса" - та самая, 1967 года издания, крепкая, в отл. сост., как пишут букинисты. Открываю я ее и читаю...

Король Верзила VI никому не верил. Даже своим приближённым. Но посоветоваться иногда нужно было. А с кем советоваться, если никому не веришь? Король думал, думал и наконец купил где-то за границей большую вычислительную машину. Машина могла отвечать на сто тысяч разных вопросов. С этой машиной король и стал советоваться.
Машина понравилась королю. И он захотел показать народу, что о нём, короле, думает умная машина. Задумано — сделано. Машину вытащили на площадь и при всём честном народе задали ей ужасно длинный вопрос:
— Кто у нас в стране самый главный, самый старший, самый наивысочайший, самый наисамейший!
Король предложил, чтобы ответ был из шести букв. Поскольку в слове "король" их ровно шесть. Ни на одну больше, ни на одну меньше. На передней стенке машины специально для этого случая были проделаны шесть больших окошек. В каждое окошко должно было выскочить по букве ответа.
Машина гудела и урчала. Она шипела и вздрагивала. И наконец выбросила в оконца шесть букв. Но буквы были не те, что ожидал король. Сначала выскочила буква "Б". За ней — "А". Потом "Л"... Слово получалось такое:
БАЛБЕС.
В этой стране наши бранные слова были похвалой. Но почему-то слово "балбес" означало точь-в-точь то же самое, что и у нас. Когда выскочила буква "С", толпа, собравшаяся на площади, замерла от изумления. А потом захохотала... Хохотала так, что даже колотушки стражников не могли навести порядок. Впрочем, стражники тоже не смогли удержаться от смеха. Они чуть не попадали со своих ходулей...
— Даже машина, — говорили граждане, — разобралась в том, что у нас за король!
Король был в бешенстве. Он приказал вдребезги разбить машину и выкинуть её на свалку. Чтобы заставить народ забыть об этом досадном происшествии, король разослал по всей стране гонцов. Гонцы разъясняли гражданам, что король Верзилии вовсе не балбес. Гонцы так преуспели в своих разъяснениях, что стоило среди ночи разбудить любого верзильянца и спросить его: "Кто у нас не балбес?", как верзильянец бойко отвечал: "Его королевское величество Долговязый Верзила VI".
Иногда не вполне проснувшийся верзильянец путал и на вопрос: "Кто у нас король?" — отвечал: "Его долговязое величество Балбес Верзила VI ". За такую ошибку верзильянца отправляли в тюрьму. Там он мог на досуге подумать о своей судьбе. И проникнуться ещё большим уважением к мудрому королю.
Не удивительно, что простые люди терпеть не могли короля. А он терпеть не мог своих подданных. К сожалению, преимущества были на стороне короля. Он мог штрафовать подданных, наказывать их и сажать в тюрьму. А подданные не могли оштрафовать или посадить в тюрьму короля! Хотя именно этого он и заслуживал!

Вы как хочете, а что-то навевает ...

А 17 августа умер Всеволод Зиновьевич Нестайко. У меня в детстве "Тореадоры из Васюковки" и "В Стране солнечных зайчиков" были любимыми книжками. "Тореадоры" у меня свои были, отличная книга, а вот "Зайчиков" - только в библиотеке. И каждое лето я их непременно брала, как приезжала к бабушке с дедом в Приволжск. Потому что очень как-то тянуло к нему возвращаться и возвращаться. Сотвори ему, Господи, вечную память, он столько доброго сделал детям, которых даже и не знал. Свет вечный да сияет Вам, мастер.