Простые радости земли

Кузен Зака, Кузен Зака!
Что ты видел? Что ты видел?
Кузен Зака, Кузен Зака!
Что ты видел? Что ты видел?

Я видел, как колосится маис.
Я видел, как созревают бататы,
Я видел, как собирается туча,
Чтобы пролиться над моим полем.

Кузен Зак, Кузен Зак!
Что ты видел? Что ты видел?
Кузен Зак, Кузен Зак!
Что ты видел? Что ты видел?

Я видел женщин в красных платках,
Они собирают кофейные зерна.
Они смеются и говорят,
Что в этом году урожай отменный!

Кузен Зака, Кузен Зака!
Что ты видел? Что ты видел?
Кузен Зака, Кузен Зака!
Что ты видел? Что ты видел?

Я видел, как змеи, сколько их есть,
прочь убегают от Порт-о-Пренса.
Они текут сухою рекой,
Струятся по мокрой земле в тумане.

Все они толкуют между собой,
Что мол хорошо бы уйти подальше,
Что люди в скудоумии своем
Разгневали Старого Белого Змея.

И больше не спрашивай меня,
Что я видел, что я видел.
Я видел маис на поле моем.
Просто маис на поле моем.
и слышал только шелест маиса.

Кузен Зака... Кузен Зака...
Кузен Зака... Кузен Зака...

Качаются олеандры,
роняют цветки на камни.
И море шумит неустанно,
и птицы щебечут в кроне.
Талита идет по бульвару,
над нею играет солнце.
Пушистое полотенце
полощется на балконе.

У Талиты новая юбка,
браслеты звенят на лодыжках,
за мамою ковыляет
смешной кудрявый сынишка.
У Талиты новая сумка
Из лаковой черной кожи
На Талиту с немым вожделеньем
Смотрит каждый прохожий.

А Талита других не хуже,
У Талиты было три мужа,
Всех троих она жарко любила,
И много еще кого.
Каблучками цокает гордо,
Юбка ладно сидит на бедрах,
Блузку треплет приморский ветер,
Под блузкой нет ничего,
кроме Талиты-мулатки, золотистой, гибкой Талиты,
кроме капризной, сладкой, духами щедро облитой.

Талита идёт по Порт-о-Пренсу,
за ней ковыляет ее сынишка.
Когда Талита идет за товаром,
Она с собою берет своего мальчишку.

Качаются олеандры,
роняя цветки на камни.
Талита проходит в калитку,
Талите сюда по делу.
Пушистое полотенце
горничные убирают.
Модная сумка Талиты
изрядно потяжелела.

Талита любит любого,
кто достоин ее даров.
Талита не верит ни людям, ни лоа,
Но Талита верит в любовь.

Ах, Талита, девочка-чудо.
Ей по барабану все куклы вуду.
Только час на туда-обратно -
И Талита птицей летит.
Не скупясь оплатят доставку
и прибавят на ликер и булавки,
и стучат каблучки Талиты,
и сердце стучит, стучит,
словно бы выпрыгнуть хочет из груди мулатки Талиты,
Кокаин в ее черной сумке на цепочке прочной и тонкой.

Она летит по Порт-о-Пренсу,
Улыбаясь встречным прохожим.
Когда Талита вернется с деньгами,
Хозяин вернет ей ребенка.

Ох и день сегодня, сущее пекло,
И завтра будет ничуть не лучше.
Это я вам точно скажу.
Северина с работы ушла пораньше,
Бросив дела на недоумка Гастона,
Чтобы тайком навестить свою госпожу.

Она приоткрывает тугую дверь
И проскальзывает в прохладные недра,
Хоть и странно говорить "проскальзывает"
О черной огромной толстухе.
Она идет меж рядами темных скамеек
Особой походкой трусливого негра,
Который отлично знает, что хозяин не в духе.
И в тишине ее настигает
Скорбный и страстный взор.
На Северину смотрит из ниши ее госпожа.
Эзили Дантор.

Снизойди к своей верной, Эзили Дантор,
Обрати на Северину вишневые очи,
Вот лепешка, вино, шоколад - покушай, Лоа!
Слушать Северину никто не хочет,
А у Северины за горем горе,
Горит душа Северины, как в печке полова.

Она неуклюже встает на колени,
Достает из сумки дешевые четки,
Чтобы Бог посмотрел на нее и подумал:
"Какая добрая католичка!" -
А ее госпожа Эзили Дантор
Жжет ее взглядом из-за решетки
И прижимает к груди ребенка
С жуткой улыбкой на детском личике.
И крошится нимб над ее головой,
И младенец глядит в упор,
А из раны на щеке - три капли крови,
Это плачет Эзили Дантор.

Раствори свое сердце, Эзили Дантор,
Отвори свое сердце, Матерь Гаити,
На кого же, кроме тебя, еще уповать!
У тебя спина исполосована плетью,
Твое сердце семь раз проткнули кинжалом,
Помоги своим детям, Эзили, Черная мать!

Северина стоит в пустынной церкви,
Северина просит за дочку и зятя,
Северину лупцует муж каждый вечер -
А она ни слова сказать не может.
А ее госпожа глядит из ниши,
Северина мелко и часто дышит,
А потом кричит, и валится на пол,
И со щек ногтями сдирает кожу.

И тогда со двора прибегает отец Анри,
И приносит воды, когда завершится припадок,
А Северина плачет навзрыд, на крик,
Ее черные руки гладит белый старик,
И она пытается как-то ему сказать,
Что надо бежать, чтоб хотя бы детей спасти,
Но вместо слов - клекочет и страшно мычит,
А прямо под ней разверзаются бездны ада.

Северина смолкает. Поднимается с пола,
Тяжело садится на темную лавку.
Ее госпожа глядит слепыми глазами.
Она отчего-то ужасно устала.
У нее почему-то расцарапаны щеки.
Она не помнит, о чем так страшно кричала.

Дома муж, злой и пьяный карлик,
Опять изобьет ее как собаку
За то, что сегодня ей чаевых не дали.
Северина идет, шатаясь.
Синее платье ее измято.
Лопнул ремешок на красном сандале.
Она переходит через дорогу,
чтобы купить сигарет.

Отец Анри стоит на пороге
И долго смотрит ей вслед.

Jou ma' koule
Jou ma' koule
Jou ma' koule
Map vomi sang mwen bay yo

The day I am run down
The day I am run down
The day I am run down
I will vomit my blood and give it to them

Мой дом - он нравится мне.
Мой дом - он нравится мне.
Он купается в океанской волне,
Мой дом - он нравится мне.

День приходит, проходит - и снова день.
И вставать на рассвете.
Я работаю мойщиком в белом кафе,
Всем завидовать, дети!
Я встречаю их редко - но иногда
Они все же заходят,
И хозяин говорит им: "Мои господа!"
И за столик проводит.

Я смотрю на них через дырку в стене
Между мойкой и залом.
Северина ругается, что чаевых
С этой сволочи мало.
А я мою посуду - и страшно рад,
Что не без работы.
Эти белые глупы, зато у них
Умные самолеты.

Я смотрю на них издалека,
Они застыли и дремлют.
Я не буду к ним подходить
И будить их не буду.
Я просто сыплю мукой по бетонному полу
Веве аэролиний.
Увези меня, друг-самолет.
Увези отсюда!

Мой дом - он грязен и зол,
В отбросах и лишаях.
Мне все говорят, что я сумасшедший,
Но мой дом - такой же, как я.

Поздним вечером, выскоблив кухню и зал,
Я плетусь восвояси,
Чтоб поспать до рассвета четыре часа
На потертом матрасе.
Надо мною тарелкой повисла луна,
Угрожая разбиться.
Мама ждет, не ложится, а впрочем, она
Никогда не ложится.

Все, что за день соткали ткачи-пауки,
Разлетается в клочья.
Я, наверное, правда слегка не в себе,
Если шастаю ночью.
Миновать перекресток - и дальше идти,
Звезды пялятся с неба.
Старый нигер на корточках курит у стен.
Добрый час, Папа Легба!

Он кивает - и я по дороге иду,
Где-то плещутся воды.
Пахнет жареным кофе и чем-то еще,
Дорогим и забытым.
Увези меня, друг-самолет,
Увези на свободу!
Я сегодня почти неживой.
Здравствуй, Мама Бригитта.

Сумасшедший отец Анри -
Он служит чокнутому Богу.
Сумасшедшая мать моя -
Она не видит лоа.
Сумасшедший мойщик тарелок
Идет к своему сумасшедшему дому.
Увези меня, друг-самолет,
От всего плохого.

Мой дом - он нравится мне.
Мой дом - он нравится мне.
Он купается в океанской волне,
И тонет в вечной войне.
Он тонет, тонет, тонет, тонет...