Простые радости земли

Когда Генрих родился на божий свет,
Он был такой же, как вся детвора.
Он учился ходить, говорить и любить –
И научился всему на ура.
Его мама лелеяла, папа берег,
Его рядили в парчу и шелка,
И он решил, что мир – нормальная штука,
И, конечно, свалял дурака.

И вот Генрих такой идет в детский сад,
Типа маленький полубог.
И в этом детском саду нет ничего такого,
Чего бы он сделать не смог,
И в школу пошел – не абы какую,
А как надо, по всем делам.
И в этой школе учился всегда на «отлично»,
Чего желаю и вам.

И вот в этой самой английской школе
Судьба и настигла его.
Он впервые влюбился – ну ладно, бывает, -
Но влюбился совсем не в того.
Он попытался хоть что-нибудь сделать с собой
И внутренне похолодел,
Потому что узнал про себя такое,
Чего узнавать не хотел.

После суток кошмара, слегка зеленый
Он пошел говорить с родней.
Мама, выслушав первые два-три слова,
Закрыла лицо рукой
И сказала, что быть того просто не может,
И не придумывай, чего нет!..
Но не бойся, сынок, психиатр поможет,
Он наш родственник и сосед.

Психиатр серьезно взялся за дело –
И за каких-то восемь недель
Генрих стал полноценной жалкой лягушкой
И пару раз мочился в постель,
Но вспомнив, что в детстве его учили
Улыбаться тем, кто в пруду,
Он пришел не к тому и сказал не то…
И был, конечно, отправлен по адресу, но
Его одноклассник хотел как лучше,
А Генрих решил: «Не пойду!»

Если много людей на одной территории,
Им всегда не хватает земли.
Одноклассник не то чтоб оказался свиньей,
Но шепоточки пошли.
В элитных школах не чистят рыла –
Есть возможности похитрей,
И через пару дней вся округа знала,
Как выглядит Генрих Гей.

Директриса намекала, что не хочет скандала
И предлагала поискать компромисс.
Компромисс означал – забирай документы
И куда пожелаешь катись.
Мать порыдала, отец покричал,
Скандал удалось замять,
Но Генрих уже до того охренел,
Что ему было просто плевать.

Он хотел было кинуться из окна,
Но оказался не совсем идиот.
Вокруг него довольно быстро выросла стена –
И он решил – да любись они в рот,
В его зеленой голове быстро слипся комок
Из фашистов, педагогов, врачей,
Он взял свое лягушачье сердце –
И забил его в пять обручей.

О, будь это сказкой – пришла бы принцесса
Отогрела, пожалела, спасла,
Но сказка от жизни отличается тем,
Что принцесса не подошла.
Мама долго надеялась на хэппи-энд
Ну, известно – на то и мать.
А у папы случился обширный инфаркт,
Папу тоже можно понять.

А Генрих Лягушка живет в пруду
Среди тины и сточных вод.
Он получил диплом – стал детским врачом,
Но, пожалуй, многовато пьет.
На работе он держится в стороне
От дней рождений, знакомств и речей.
Впрочем, плавать он не умеет тоже –
Мешают пять обручей.

Белым инеем по утрам покрыта трава.
Бледным золотом светятся листья в осенней мгле.
В небе стук-постук - глухой и слышный едва,
Двери неба снова захлопываются к зиме.
В ожиданье мороза, мертвого декабря,
Тошной слякоти, зимней распутицы невпопад -
Щели заткнуты, чтоб не выстуживать небо зря.
Двери неба до срока запертые стоят.

Эта дверь - она занавешена кисеей.
Полотняный город средь сосен за дверью той.
Эта дверь заложена наглухо кирпичом.
Там улитка ночью танцует перед свечой.
Эта дверь - на ней амбарный замок висит.
Там, за дверью, океан о скалы гремит.
Эта дверь - неясным пятнышком с высоты...
Там над белой дорогой желтого дрока кусты.
Эта дверь простая, серая, - а взгляни:
Там ночное море и по берегам огни.
Эта дверь железом кованым укреплена,
А за нею звезды и синяя тишина.

Двери неба замкнуты накрепко, на засов,
Полосою туч от небес отрезаны мы,
И пока снега осыпаются с облаков,
Двери заперты изнутри до конца зимы.
А мой друг между тем где-то там, высоко в ночи
Не смыкая глаз до утра мастерит ключи.
И всю ночь напролет, пока солнышко не взошло,
Окунает их в золото, олово и стекло.

Этот ключ, на котором бусина-виноград,
Отпирает калитку в полуночный мокрый сад.
Этот ключ, опоясанный белым прозрачным льдом,
Запирает дверь, за которой застывший дом.
Этот ключ в кольце веселого янтаря
Полыхает весенним жаром средь января.
Этот ключ в стекле, что горит, как ночной рассвет, -
Для того, чему и названия в мире нет.
Ключ от ноября перевит полынным листом
И гранатовый камень звездою горит на нем.
Этот черный ключ - для двери черного дня...
И один, совсем особенный, - для меня.

Там за дверью, в холодном мареве видной едва,
Льются свечи в зеленых сумерках Рождества.
Золотые бусы, орехи, серебряный шар,
Смотрят вол с ослом задумчиво на алтарь.
С этим ключиком мне не нужно уже ничего.
Он от двери, за которой всегда Рождество.

===========

А мои прекрасные друзья-химеры опять с шумом и грохотом улетели на выставку "Огнерожденного стекла". Самое время, ящетаю, уж больно все кругом холодно и кошмарно. А выставка будет до воскресенья, завтра там - самый цимес, блеск стеклянных шаров, бусин и рыб, кольца, кувшины, браслеты - буквально лучшие стеклянных дел мастера съехались в Москву. Вот такая там Карекс сидит за стендом и как бы говорит: не проходите мимо! (Театр Дизайна "Сокол", г. Москва, м. "Сокол", ул. Балтийская, дом 11, вход - 250 рублей)



Ну а песенка - так и есть песенка. Ключики очень эти от mark_i_alienor мною любимы просто...

Док вернулся с работы,
Док ужасно устал.
Он весь день менял свои силы и время
На презренный тяжелый металл.
Дока заели клиенты -
Все как один - упыри!-
Он приходит домой,
Он мечтает о кофе -
Со сливками... Чашечки три...

Док снимает рабочий костюм:
Брюки, рубашку, жилет.
Он открывает дверцу шкафа,
А оттуда выходит его друг и добрый сосед.

Его сосед, Игуана Евгений,
Никогда никуда не спешит.
Он не знает сомнений, не корректирует мнений,
Не печется о спасенье души.
Он достает из кармана сигару
И выдыхает удушливый дым,
А потом говорит: ну что, лошара,
Сядем рядом и поговорим!

Та жирная сука, которая ноет,
Что муж от нее уйдет!
Скажи ей, что, если она параноит,
Пусть хотя бы поменьше жрет!
Она воняет немытой самкой,
От нее так и тянет блевать!
И ежели муж до сих пор не удрал,
То мужа трудно понять.

А тот зануда в лиловых подтяжках,
Что приходит твоей крови попить!
Он задрал объяснять, какой он бедняжка
И как ему сложно жить!
Я хочу предложить одну штуку!
Вот прикинь - он собрался поныть,
А ты бьешь его в репу, надев сейлор-фуку,
Неся возмездие во имя Луны!

А та зайка с айфоном и пачкой платочков,
У нее еще дрожит голосок!
Она смотрит на тебя, как послушная дочка,
И говорит: "Я буду умницей, Док!"
Она млеет, краснеет, ловит каждое слово
и косится на дверной замок.
Почему ты до сих пор ее не трахнул, мудила,
И поверить в себя не помог?!

Постоянно какие-то новые люди
хотят к тебе на прием,
А я игуана! Ничего мне не будет!
Давай их лучше убьем?

Игуана Евгений, развалясь на диване,
говорит... говорит... говорит...
Доктор слушает его в полусонной нирване,
И сердце почти не болит.
Игуана Евгений машет лапой: "Покеда!"
Ловит муху и уходит в шкаф.
Доктор думает: "Ну вот... Докатились до бреда...
Но насколько же, каналья, прав!"

Сидит в коридоре
Маленькая кошка.
Пишет бумагу
На имя Президента,
Что Кошку не любят,
Никогда не кормят,
Бросают в квартире,
Двери запирают,
Водички не дали,
За ушками не чешут...
Ня! ( А дальше события развивались так: )
Маленькая кошка,
Что ж ты натворила?
Зачем тебе, кошке,
Это было надо?
Кошка сказала:
Я же пошутила...
Я же не нарочно...
Хотела как лучше...
Ня...

============
А что я могу, когда эта тварь мохнопопая милая зверушка в 8 утра воскресенья стала истошно рыдать ни с того ни с сего... Просыпаюсь - а вот и песенка. Никакой подоплеки и подтекста в 8 утра не бывает, кроме того, что кошшшка... Ня...

Ай-ди-ди-рай! На Гаити рай, на Гаити рай!

Если ветер, соленый и сильный, летит
с океана, несет запах йода, мазута
и водорослей и блуждает в бетонных кварталах,
если над головою цикады стрекочут,
наверное, три миллиарда цикад,
и сверкает на солнце песок из белейших кораллов,
если мимо идет, улыбаясь, красотка
мулатка, за нею - веселый малыш,
и смеется, и держит в ручонках бутылочку сока, -
улыбнись и поверь, что тебе повезло,
ты живешь на Гаити, и боги с тобой,
потому что ты любишь богов и чтишь папу Дока.

Ай-ди-ди-рай! На Гаити рай, на Гаити рай!

А все прочие страны - они ненавидят тебя,
ненавидят себя, ненавидят вообще все живое,
поскольку любить не умеют.
И они бы убили тебя, погубили
твой дом, разбомбили Гаити, но только
вредить папе Доку они никогда не посмеют.
Нас хранят наши боги, они наша сила,
и полита кровью героев земля,
и белую ленту - долой с красно-синего флага!
Папа Док не допустит, чтоб злобные янки
пришли и убили ребенка мулатки,
По нашей святой земле враг не сделает шага!

Ай-ди-ди-рай! На Гаити рай, на Гаити рай!

А вчера приходили такие веселые
парни вчера приходили к отцу
Анри и хотели узнать у него, неужели
Он говорил в воскресенье, вот так, перед паствой,
учил, будто рай абсолютно не здесь,
и не может быть рая, когда все вокруг озверели.
Будто нету любви меж людьми, дескать люди
боятся, ночами не спят, и еще
нес какую-то странную ересь про белого бога.
И отец Анри, протирая очки,
объясняет, что место без Бога - есть ад,
и называть его раем нельзя, у нас с этим строго...

И канистра-другая бензина - хорошая
жертва, веселая ночь, разгорается
пламя, в бездонную тьму языки уходят.
Полыхают скамейки, и стекла летят,
И взрывается криком Эзили Дантор,
И колотится черным телом в горящие своды.

А веселые парни смеются в ночи,
белозубо сверкают улыбки в ночи:
Вы не верили, нам очень жаль, но теперь извините.
И отец Анри, увидев, как блещет
мачете в руках, понимает: дорога в рай
для него пролегает через Гаити.

Ай-ди-ди-рай! И он уходит в рай, он уходит в рай!

Мой товарищ – такой же, как все.
Так же курит, смеется, грустит,
На работе горит, в Интернете торчит,
Друг, братишка, коллега, сосед.
О проблемах не знает никто,
Кроме мамы и близких друзей.
Мой товарищ – обычный, но есть кое-что:
Он – гей.

Мир – это штука такая непростая,
Лето золотое летит – в добрый путь!
Я уже давно ничего так не желаю,
Как лечь, закрыть глаза и уснуть… Покой и воля…

Мой товарищ в вопросах любви
Четко ставит все точки над «и»:
Как ты там не делись на свои – не свои,
А плевки по-любому лови.
И не спрашивай, что им с того,
Что за солнце горит над тобой.
Я опасен, дружок, я такой же, как все,
Но чужой.

Мир – это штука такая непростая,
Лето золотое летит – в добрый путь!
Я уже давно ничего так не желаю,
Как лечь, закрыть глаза и уснуть… Покой и воля…

Мой товарищ не мыслит бежать,
Но иллюзий по жизни лишен.
Мол, пока не сажают, уже хорошо,
Но, наверное, будут сажать.
Улыбается – ну их совсем! –
И почти безмятежно глядит.
И носит в ухе серьгу, как носили звезду
На груди.

И как мне со всем этим жить, я не знаю,
Тем более, что жить ему, а не мне.
Я уже давно ничего так не желаю,
Как навсегда забыть о войне.
Мир – это штука такая непростая,
Лето золотое летит – в добрый путь!
Я уже давно ничего так не желаю,
Как лечь, закрыть глаза и уснуть… Покой и воля…

Лето шпарит. Солнышко печёт.
У студента Иванова проваленный зачёт.
Он идет домой, как теля на убой,
И при этом говорит сам с собой.
Жизнь боль! Всё тлен!
От начала до конца без перемен!
Любовь! Мечта!
Тленота...

Звёзды в небе, и костер горит,
Реконструктора Андрюшу согнул радикулит.
он лежит в своей палатке с компрессом на боку:
Нефиг было после боя лезть в холодную реку!
Жизнь боль! Всё тлен!
От начала до конца без перемен!
Любовь! Мечта!
Тленота...

Полыхает летняя жара.
Пятьдесят мешков картошки перечищено с утра.
Сколько б ты ни наготовил, но за несколько минут
Всё придут и сожрут!
Жизнь боль! Всё тлен!
От начала до конца без перемен!
Любовь! Мечта!
Тленота...

Мы такие молодые, всё у нас впереди:
И понос, и золотуха, и колотье в груди.
Веселись, дитя, на воле, день лови на лету.
Эта песенка вообще-то про любовь и красоту!
Жизнь боль! Всё тлен!
От начала до конца без перемен!
Любовь! Мечта!
Красота...
Жизнь боль! Всё тлен!
От начала до конца без перемен!
Любовь! Мечта!
Тленота...

-------------------
Кабак! Есличо, я вас обожаю! А хитрая Белка отвела меня в сторонку в самое тленное время - утром перед отъездом, записала это дело на диктофон в мобильнике, послушала, что вышло, и удовлетворенно констатировала: "Тленота!"
-------------------

Когда Бог создавал Гаити,
Он сделал эту землю прекрасной.
Когда Бог создавал Гаити,
Он сделал эту землю прекрасной...

Жесткие травы под яростным солнцем.
Серый песок у серого моря.
Пару часов потерпеть - глядишь, будет легче.
Бог! Создавая прекрасную землю,
Ты не хотел засевать ее солью.
Ты не планировал солнце из крови и желчи.

Белые стены церкви моей
Пахнут свежей известкой.
Там, в полумраке, ряды скамей,
Дерево и прохлада.
А за оградой - бетонная пыль,
Мусор на перекрестке.
Вечная грязь, иссохшие пальмы,
Рекламные постеры ада.

Как мне любить эту землю, Боже?
Но я шепчу про себя бесстрастно:
Когда Бог создавал Гаити,
Он сделал эту землю прекрасной.

Когда Бог создавал человека,
Он задумал его совершенным.
Когда Бог создавал человека,
Он задумал его совершенным...

Женщины водят ко мне детей
Каждое воскресенье.
Всем после мессы выдадут по конфете.
Ночью подростки намалевали
Пенис на двери церкви.
Два года назад - это были такие же дети.

Я знаю их тайны и их тоску,
Их обиды, нужду и драки.
Я здесь живу уже тридцать лет
Под сенью терновой короны.
Я слушаю их каждый божий день
И служу им верней собаки.
Ты приказал мне - я Твой солдат.
Тут меня и похоронят.

Они ненавидят проклятых янки
И молятся Папаше Доку.
Святому Петру они приносят табак
И дарят мыло Деве Марии.
Они постоянно пьют и кричат,
Они беспредельно жестоки.
Мою страну разъедает рак,
Ей нужен врач и Мессия!

Мне страшно, Господи, страшно здесь,
И твержу я как умалишенный:
Когда Бог создавал человека
Он задумал его совершенным.

Крест и фотография - работы мастера dalyeth

Мой дом - он нравится мне.
Мой дом - он нравится мне.
Он купается в океанской волне,
Мой дом - он нравится мне.

День приходит, проходит - и снова день.
И вставать на рассвете.
Я работаю мойщиком в белом кафе,
Всем завидовать, дети!
Я встречаю их редко - но иногда
Они все же заходят,
И хозяин говорит им: "Мои господа!"
И за столик проводит.

Я смотрю на них через дырку в стене
Между мойкой и залом.
Северина ругается, что чаевых
С этой сволочи мало.
А я мою посуду - и страшно рад,
Что не без работы.
Эти белые глупы, зато у них
Умные самолеты.

Я смотрю на них издалека,
Они застыли и дремлют.
Я не буду к ним подходить
И будить их не буду.
Я просто сыплю мукой по бетонному полу
Веве аэролиний.
Увези меня, друг-самолет.
Увези отсюда!

Мой дом - он грязен и зол,
В отбросах и лишаях.
Мне все говорят, что я сумасшедший,
Но мой дом - такой же, как я.

Поздним вечером, выскоблив кухню и зал,
Я плетусь восвояси,
Чтоб поспать до рассвета четыре часа
На потертом матрасе.
Надо мною тарелкой повисла луна,
Угрожая разбиться.
Мама ждет, не ложится, а впрочем, она
Никогда не ложится.

Все, что за день соткали ткачи-пауки,
Разлетается в клочья.
Я, наверное, правда слегка не в себе,
Если шастаю ночью.
Миновать перекресток - и дальше идти,
Звезды пялятся с неба.
Старый нигер на корточках курит у стен.
Добрый час, Папа Легба!

Он кивает - и я по дороге иду,
Где-то плещутся воды.
Пахнет жареным кофе и чем-то еще,
Дорогим и забытым.
Увези меня, друг-самолет,
Увези на свободу!
Я сегодня почти неживой.
Здравствуй, Мама Бригитта.

Сумасшедший отец Анри -
Он служит чокнутому Богу.
Сумасшедшая мать моя -
Она не видит лоа.
Сумасшедший мойщик тарелок
Идет к своему сумасшедшему дому.
Увези меня, друг-самолет,
От всего плохого.

Мой дом - он нравится мне.
Мой дом - он нравится мне.
Он купается в океанской волне,
И тонет в вечной войне.
Он тонет, тонет, тонет, тонет...

А вот было дело пятого брюмера.
Бешеные толпы на площадь собрались,
Чтоб гильотинировать для вящего примера
Юную невинную графиню де Жанлис.
Так она стояла перед гильотиной,
В платье с круглым вырезом, от холода дрожа,
А сквозь сырые тучи солнце пробивалось,
Лучиком играя на острие ножа.

И только сука ювелир,
Кровавый ювелир
Думал: хорошо бы
Брошку замутить,
Ножик на цепочке,
Все из серебра,
А кое-где по краю
Рубинчик посадить.

А было в садочке девушки гуляли,
Вдруг дракон примчался - цоп принцессу - и бежать!
Лучники стреляли, только не попали,
И в припадке билась королева-мать.
В городе, конечно, траур и поминки,
Люди горевали, плакали навзрыд.
Бедную принцессу фиг теперь отыщешь,
Кто же его знает, где гнездится паразит.

И только сука ювелир,
Поганый ренегат,
Вспоминал в подробностях
Те несколько минут,
Как устроен коготь,
Как пошел захват...
Ну а вместо бабы
впендюрим изумруд.


А вот было дело - пуля пролетела,
Может быть, попала, а может быть - и нет.
И на поле брани долго-долго прела,
Может, год, а может, и полсотни лет.
Где теперь солдатик, раненый смертельно?
Из груди солдатика вырос василек.
И лежала пуля памятью жестокой,
А что будет дальше, пуле невдомек.

Но шел по полю ювелир,
Бесстыжий ювелир,
Он ее приметил,
Из земли исковырял,
Камушком украсил,
Почистил, подпилил -
И сверху шестеренки
хитро припаял.
И можно восхищаться,
А можно проклинать,
Но сама история -
Древняя как мир.
Чистому искусству
На мораль плевать.
Красоту повсюду
Видит ювелир!
-----------------------
Это последствия посещения выставки Flame Creations, где моя любимая творческая группа "Химеры" имеет выступить с феерической заявкой на победу! В воскресенье, может, опять пойду.