после концерта

Очень повеселились вчера в "Орландине". Хорошо начинать сезон в Питере. Он от этого так славно начинается - мама дорогая! Простите все, кого чем обидели, не со зла, и даже не по недомыслию, просто сволочи, ну так а то вы не знали! Чудодейственное средство из кипятка, сахара, имбиря, бадьяна и кардамона - рулиит! И с перцами - белым и душистым. Жаль, термос оказался не термосом, а просто стальным бутыльком - весь жар спустил за час, ну да ладно, и так хорошо, продирает до самого донышка.

Чем хороши раковины - символ святого Иакова, покровителя пилигримов! Помимо общесимволического значения (типа этот убогий дурик - Божий человек, его лучше не трогать, все одно взять с него нечего), путешественники пользовались ими в качестве ложек. На Уделке, вечный пилигрим между моими городами и временем, нашла себе пару серебряных сережек - точь-в-точь ракушки святого Иакова. И что ж - ими офигенно отмерять толченый имбирь на чашку кипятка! Совсем забавно, потому что ракушки и медный фонарь. Ага. Помыться - и в горы. Человека искать. Смешно, когда так говорит человек, который сидит в плацкарте на попе ровно и за пределы своей вечной железной дороги, параллельных стальных тропинок, накатанного и наглаженного маршрута не вылезал уж сколько лет как. Но серебряные ракушки. И медный фонарь.

Грех и кощунство приезжать в Питер только на с утра до вечера. Потому что сил же нету никаких. А ХВД еще и дразнится, зараза, говорит "так и забудешь, как он под ногами ложится". Вот же гад! Да я помирать буду, не забуду эти мостовые, эти летящие сентябрьские шаги вокруг, да что там говорить, гад ты, ХВД!

После глубокой и мягкой ночи в поезде, после теплого сна в ладонях поезда приходишь в себя с большим трудом. В метро, различая схему на стенке, соображаешь, где ты. Стеллла или Ванесса? Ванесса или Стелла? А потом еще одна такая ночь. И уже ничего больше не надо, и в голове только одно слово. "Счастье".

Олейники оба!, Юль-Стрейнджер, спасибо вам, золотые мои! Кэроль солнце мое, Рамил, спасибо.

Когда же мы сядем все теплым кругом под одной яблоней, и чтоб никто никуда не торопился! И чтобы времени не было, ровно столько, сколько нужно. Пусть снаружи - да, а у нас бы не было. А потом-то ладно, потом встанем и выйдем, и всяк останется в том времени, в которое он вошел, но чтобы все равно в любой миг шагнуть в сторону, сесть под яблоней, и чтоб осеннее неяркое солнце. И у Кэроля волосы сияют, и Ленка чтоб смеялась, и у Анарис и Леи птицы с ладоней осторожно подбирали бы хлебные крошки.


И огромное спасибо Морозовским, милым моим, славным московским ангелам-хранителям.