краткие наброски

В Питере все было так, что дух захватывает. Типа я лечу, а вниз посмотреть нельзя, не смотри туда, ни в коем случае.
Бог с ним, со звуком, Бог с ним, с бардаком, Бог с ним, с постоянным неумением выспаться!
Зато счастье от начала и до конца, невозможное что-то.

Шляпы! Целая гора шляп на Уделке, и толстый кудрявый дядька, напяливший на себя какую-то розовую фетровую панамку с полями, отчего сразу превратился в персонажа открытки. Энунд, прекрасный и длинноволосый, извлекает крохотную детскую скрипочку-четвертушечку из жесткого футляра. Уделка. Все попадается. Зачем тебе, у тебя же пальцы на ее грифе не помещаются? А вот... Кэти варит кофе, Патрик выбирает камушки из деревянной миски с самоцветами, смотрит их, каждый на просвет, а сквозь полупрозрачные камни и сам видится чуть витражным. Ночь, набережная, и Ивана Федоровича Крузенштерна на гербе рука в латах с луком и магендовид над ней. А еще время свистит в ушах.

А еще в некоторые моменты очень понимаешь, что семья - это навсегда. И ведущее чувство - радость, да такая, что как на крыше стоишь, а вокруг - целый мир. И когда твои уезжают, а ты остаешься, город чуть заметно расслаивается, а потом сливается обратно, конечно. Но тебе уже есть куда ехать.

Месса. Где и почувствовать себя православным, как не среди добрых католиков )). Что мне до "филиокве", а вот, таки царапнуло. Вот, наверное, именно так и понимаешь, что такое "ересь". Притом, что рядом стоят люди, на которых любоваться-не налюбоваться. Это их вера, их радость. А я могу только стоять рядом и думать о разных разностях, типа а ведь именно так, наверное, и убивали из-за расхождения в одно слово. Именно потому, что там, где все это хранится, ну Символ Веры, все уже настолько вошло в тебя, что на любое отклонение реагируешь почти без участия головы, почти всем телом. А Олюшка сияет, и люстра чуть вращается, и храм прост, воздушен и прекрасен. И "спаси, Боже, народ Твой", как все у нас быстро и как хрупко - страшно даже иногда.

А Кэроль всякий раз, когда появляется, как будто в золотистом вихре.

И экуменический алкоголизм в противовес алкоголическому экуменизму - однозначно, в интересы! Католическая молодежь спит на диване, иудейская девушка, как новая Юдифь, гарпунит огурцы в банке огромным кинжалом (единственный кошерный нож, что поделать), колбасу почти съели (а я не стану, православные держат пост, ага!), Дитрикс, веселый язычник, уже залез на полати и спит, только мы, бессонные, все уняться не можем, три часа ночи, половину еще не спели, и говорить-то некогда - только песни петь.

А утром Энунд собирается на работу, встает и уходит, Витка шебуршится на кухне, Лея сонно улыбается, все просто, начинается жизнь, и пора мыть посуду, собирать рюкзак, жизнь такая. Аланорище, держи мой город.

А еще меня позабавило прямое доказательство того, что в бесконечно малое можно вместить бесконечно большое.

Влезает же в мои человеческие мозги понятие о Господе! И не треснуло ничего. Хотя, возможно, и треснуло...